Джо Луис (Joe Louis)

Один из лучших боксеров мира Джо Луис (Joe Louis). Начало его пути, как и у большинства подлинных народных героев, было более чем скромным. Он родился 13 мая 1914 года в городке Чеймберс-Каунти, штат Алабама, и был седьмым ребенком в семье. Его полное имя — Джо Луис Бэрроу. Его отец, Манро Бэрроу, был огромным, сильным и на редкость беззлобным человеком. Когда Джо было всего два года, отец сошел с ума, вполне возможно, надорвавшись в тщетных попытках прокормить жену и восьмерых детей. Манро поместили в психиатрическую лечебницу. Дальнейшая его судьба не вполне известна. По одним данным, он умер в 1918 году, по другим — его семье сказали, что он умер, хотя на самом деле он прожил еще около 20 лет.

Когда Джо было 7 лет, его мать Лилли вышла замуж за Патрика Брукса, у которого, как и у нее самой, было во­семь детей. В 1926 году это огромное семейство переехало в Детройт. Когда Джо исполнилось 16, мать решила, что ее здоровенному стеснительному парню, очень похожему на отца, не помешают уроки музыки, подарила ему скрипку, дала немного денег и отправила к учительнице. Однако Джо потратил эти деньги на то, чтобы пойти в один из местных залов, где тренировались боксеры-любители. Обман раскрылся, когда учительница сама пришла к Лилли и сказала, что Джо у нее ни разу не был. К его удивлению, мать не рассердилась, а предоставила ему полную свободу действий, и Джо стал заниматься боксом на легальных основаниях. Ходили слухи, что, записываясь в эту секцию, Джо должен был заполнить анкету. Он очень крупно написал Джо Луис, а на Бэрроу места уже не хватило. Так появился его псевдоним. Однако, скорее всего, это легенда, а псевдоним появился несколько позже.

Джо сам точно не помнил, когда состоялся его первый официальный бой, то ли в конце 1932 года, то ли в начале 1933-го. Но своего соперника запомнил хорошо. Против новичка выставили члена сборной, недавно выступившего на Олимпиаде 1932 года, прошедшей в Лос-Анджелесе. За два раунда Джо побывал на полу семь раз, получил за это купоны на семь долларов, на которые мог купить продукты в определенном магазине, и отдал их матери.

Бросать бокс после этого печального опыта Джо и не подумал, но решил устроиться работать на завод Форда. Однако его боксерские заработки начали быстро расти, и очень скоро он ушел с завода.

Всего на любительском ринге Джо провел 54 боя, выиграл 50, из них 43 нокаутом. Завоевав в 1934 году титул чемпиона страны в полутяжелом весе, Луис решил, что пора переходить в профессионалы.

Его первыми менеджерами стали два полуподпольных дельца афроамериканского происхождения Джон Рокс­боро и Джулиан Блэк, а в качестве тренера они наняли для него бывшего боксера-легковеса Джека Блэкберна. Трудно оценить то, что сделало это трио для будущего Джо Луиса. Роксборо и Блэк разработали для него оптималь­ный имидж (кстати, именно они, видимо, «отсекли» его фамилию Бэрроу и создали «сценическое» имя Джо Луис). И если перед тренером в общем-то стояла задача отполировать бриллиант, то менеджерам пришлось создавать нечто совершенно новое, правда, они тоже работали на • натуральной основе, не корежа природу. И все же...

В начале 30-х белая Америка еще очень хорошо помнила Джека Джонсона и меньше всего хотела повторения чего бы то ни было в этом роде. Поэтому нужно было создать имидж полной противоположности Джонсона. Для Луиса был разработан целый кодекс поведения, включавший в себя множество всяких «не»: никогда перед боем не ос­корблять соперника, тем более белого, и уж подавно не показывать свое торжество, стоя над ним поверженным, не гру­бить представителям прессы, нигде и никогда не появляться с белыми женщинами и так далее.

Надо сказать, что все это давалось Джо без большого труда, потому что он сам был очень близок к имиджу, вы­лепленному его менеджерами. Абсолютно безжалостный на ринге, за его пределами он казался вообще лишенным агрессивности. Хамить кому бы то ни было он, кажется, вообще не умел. К тому же Луис нес в себе негритянскую ро­бость перед белым человеком, которая в наши дни вылилась в свою противоположность, но где-то в глубине все равно осталась все той же робостью. Белые были для него безусловно старшими братьями. По крайней мере, это так выгля­дело, и белое сообщество приняло его на удивление легко. Ну и времена, конечно, изменились. Когда в конце 30-х в Голливуде снимали «Унесенных ветром», актеры-негры отказывались работать до тех пор, пока из сценария не было исключено слово «ниггер», изначально повторявшееся там много десятков раз. Еще недавно представить себе такое было просто невозможно.

Тренеру Блэкберну тоже пришлось поработать. Гениальному ученику нужен и гениальный учитель, а Джек именно таким и оказался. Он быстро обнаружил, что Луис не может быстро передвигаться по рингу и вообще пред­почитает стоять на одном месте. Насиловать природу Блэкберн не стал. Так как Луис в высшей степени обладал двумя главными для боксера качествами — чувством дистанции и интуитивным чувством соперника, называемым в Америке боевым инстинктом, особая быстрота ног ему оказалась не нужна, то есть она бы, конечно, не помешала, но без нее можно было обойтись. Вместо этого тренер поставил Луису слегка шаркающий шаг. Для боксера, обладавшего худ­шим чувством дистанции, чем у Джо, этого было бы явно недостаточно, но Луису, чтобы уходить от ударов, нужны были сантиметры, а то, что он оставался рядом с соперником, позволяло тут же контратаковать.

Хорошую устойчивость Луиса Блэкберн тоже превратил в достоинстю. Это позволяло Джо максимально вкла­дываться в удар, который у него и без того от природы был нокаутирующим. Кроме того, Блэкберн поработал и над ударом. Он сделал его максимально коротким, компактным, как и все другие действия Луиса на ринге. Короче говоря, Джек сыграл роль великолепного настройщика, которому попался прекрасный рояль, — он выжал из него абсо­лютно все, что было возможно. По сути дела, он реализовал потенциал Джо на все сто процентов.

О достоинствах Луиса как боксера можно говорить часами, но в любом случае нельзя не сказать еще об одном его качестве, которое, кстати, особенно выделял Майк Тайсон, — точности удара. Пожалуй, в этом у Джо не было рав­ных не только среди современных ему тяжеловесов, но и среди всех без исключения потомков.

В общем, если еще прибавить достаточно высокий рост, 186 см, и приличный вес, за 90 кг, можно сказать, что Джо Луис был абсолютно совершенной боевой машиной. Оставалось только проверить ее на практике.

Свой первый профессиональный бой Джо провел 4 июля

1934 года с неким Джеком Крэкеном, которого нокаутировал впервом раунде. А дальше пошло-поехало. В этом году он провел еще 11 боев, и только двум его соперникам с огромным трудом удалось закончить бой на ногах. За пер­вые пять месяцев года Джо также провел 11 боев, и снова только двоим избитым и измочаленным соперникам удалось услышать финальный гонг, а остальные не смогли и этого.

25 июня 1935 года, меньше чем через год после начала профессиональной карьеры, Джо Луис встретился с экс­чемпионом мира в тяжелом весе — Примо Карнерой. Джо использовал старую добрую тактику работы с более высо­ким противником: бил по корпусу, а когда противник опускал руки, бил в голову. В четвертом раунде Карнера решил вспомнить молодость, когда в цирке поднимал самого толстого зрителя, и попытался поднять Джо. В ответ тот поднял Карнеру и отбросил в сторону, а в шестом раунде послал итальянца сначала в нокдаун, а потом в нокаут.

С Максом Бэром Джо расправился в четыре раунда. Макс так и не смог ни разу нанести свой коронный пра­вый кросс. Вскоре в одном из интервью он сказал, что после очередного нокдауна «увидел так много Джо Луисов, словно против него вышел драться весь Гарлем».

Баск Паолино Ускудун тоже не смог оказать сопротивления Луису, но этот бой очень внимательно смотрел Макс Шмелинг.

История боя Луис — Шмелинг стала классической в том отношении, что она как никакая другая показала, что опыт в сочетании с наблюдательностью бьют класс.

После боя Луиса с Ускудуном репортеры, уже знавшие, что в скором времени Шмелингу предстоит встреча с Джо, несколько снисходительно спросили немца, увидел ли он у своего будущего соперника хоть какие-то недостатки. Макс добродушно улыбнулся и ответил, что кое-что заметил, но что именно, не скажет. Тогда над этим много смея­лись, сочтя, что Шмелинг блефует. Все помнили, что с ним сделал Макс Бэр, и все помнили, что с самим Бэром сде­лал Джо Луис. Конечно, серьезные эксперты, которых хватало и среди журналистов, понимали, что предсказывать ре­зультат поединка, исходя из таких сравнений, нельзя, но все же и они очень скептично смотрели на перспективы Шмелинга в этом бою.

Бой состоялся 19 июня 1936 года. То, что Шмелинг действительно что-то заметил, стало ясно в первом же раунде, как и то, что Джо плохо тренировался и даже не позаботился привести в порядок свой вес. В первых трех раундах ника­ким нокаутом для Шмелинга и не пахло, а ведь большинство специалистов предрекало, что больше трех раундов он не продержится. Более того, Макс вел абсолютно равный бой.

Здесь самое время вспомнить, что же все-таки заметил Шмелинг, просматривая бои Джо. Макс обнаружил, что после джеба левая рука Луиса всегда как бы немного зависает, вместо того чтобы идти назад и прикрьшать челюсть. Более того, она еще и опускалась на несколько сантиметров, полностью открывая левую сторону головы Луиса для пра­вого кросса. А правый кросс навстречу — это был как раз коронный удар Шмелинга. И именно этот удар из раза в раз обрушивался на голову ничего не понимавшего Луиса.

Катастрофа произошла в четвертом раунде. Джо нанес свой левый джеб, который, как обычно, слегка завис и съехал вниз на несколько сантиметров по правому плечу Шмелинга. В ту же секунду просвистел кросс, пришедший­ся точно в челюсть. На свою беду, Луис не упал, хотя полностью потерял ориентировку, и Шмелинг успел всадить еще две серии ударов. Джо сел на пол. Потом встал, но это уже был совсем другой боксер.

Шмелинг, как человек опытный, решил не форсировать события, прекрасно понимая, кто перед ним. Макс не собирался особенно атаковать и рисковать нарваться на левый хук или правый кросс Луиса. Вместо этого он мето­дично из раза в раз повторял свою контратаку.

Раунд шел за раундом, а Макс снова и снова проводил свой прием. После боя подсчитали, что всего Максу уда­лось провести за бой 91 кросс в челюсть Джо, последний из которых — в двенадцатом раунде — и поставил точку в этом бою.

Много лет спустя, когда взошла звезда Мохаммеда Али и все эксперты стали сравнивать двух предположи­тельно самых великих тяжеловесов в истории, многие из них заметили, что у Луиса по сравнению с Али был один су­щественный недостаток, который ярче всего проявился в бою со Шмелингом, но от которого он так и не смог до конца избавиться, — неумение перестраиваться по ходу боя.

Ну а Макс вернулся в Германию, где еще раз пережил свой звездный час, даже более блистательный, чем первый, и где против своей воли стал любимчиком Гитлера и особенно Геббельса, который широко использовал побе­ду немца над негром в качестве подтверждения идеи расового превосходства арийцев. Отголоски этой кампании дош­ли до Америки, где Шмелинга окончательно возненавидели. Между тем, когда несколько лет спустя Джо Луиса спро­сили, верил ли он когда-нибудь, что расистские высказывания, приписываемые Шмелингу, действительно исходили от Макса, он ответил, что никогда не сомневался, что автор этих слов Геббельс, так как хорошо ему знакомый Шмелинг просто не мог сказать ничего подобного.

Джо быстро оправился от поражения. Уже через два месяца после боя со Шмелингом он встретился с его ста­рым противником, Джеком Шарки. Тот после победы над Харри Уиллсом считал себя большим специалистом по нег­ритянским бойцам и собирался окончательно развенчать легенду по имени Джо Луис. Однако потом говорили, что Шарки во время боя больше лежал, чем стоял. Луис несколько раз послал его в нокдаун, а уже в третьем раунде нокау­тировал.

С сентября 1936 по февраль 1937 года Луис провел еще шесть боев, которые показали только, что он по-прежнему лучший тяжеловес своего времени. Одна из этих встреч закончилась грустным курьезом уже в первом ра­унде. Цосле удара Луиса довольно известный тяж Эдди Симмз неожиданно повернулся к рефери и сказал ему: «Пой­дем, прогуляемся по крыше». В ответ на это арбитр принял единственно верное решение — остановил бой.

К этому времени его главным менеджером или, точнее уже будет сказать, промоутером (от менеджера его отли­чают принципиально иные финансовые возможности, а также способность самостоятельно организовывать матчи) стал Майк Джекобе. Джон Роксборо и Джулиан Блэк были слишком умными людьми, чтобы не понимать: надо де­литься, если не хочешь потерять все, и они поделились с одним из самых сильных игроков боксерского бизнеса. Майк Джекобе вместе с Джо Гоул-дом, менеджером чемпиона мира Джеймса Брэддока, и провернули всю операцию по орга­низации боя Брэддок — Луис. Как уже говорилось, это было непростым делом, так как нужно было обойти Макса Шме-линга, который, как победитель Луиса, разумеется, имел приоритетное право на бой за чемпионский титул. Но бизнес-элита профессионального бокса вместе с американской публикой, не желавшей видеть иностранца, да еще представи­теля нацистской Германии, чемпионом мира, хотела боя Брэддок — Луис, а потому он не мог не состояться.

Он и состоялся 22 июня 1937 года. В первом раунде Луис несколько увлекся атакой и пропустил апперкот навстречу. Нокдаун. Джо тут же вскочил. Брэддок бросился его добивать, но Луис выдержал его атаки, хотя явно был потрясен, а в конце раунда сумел даже вернуть себе инициативу, которую больше уже не упускал. Он выигрывал раунд за раундом, и только чрезвычайное мужество держало чемпиона Золушку на ногах. Но чудеса для него давно уже кон­чились, и никакая фея не могла его спасти. В восьмом раунде Джо нанес левый апперкот по печени и правый кросс в голову. Брэддок не рухнул на пол, а опустился, как будто решил прилечь отдохнуть, но встать он не смог даже тогда, когда рефери уже закончил счет, и секунданты отнесли его в угол.

После боя Майк Джекобе зашел в раздевалку Луиса. Тот возлежал на массажном столе как римский импера­тор, а вокруг суетились люди, которые казались очень маленькими рядом с ним. Массажисты приводили Джо в поря­док, хотя он явно не слишком пострадал. За все это время Джо сказал лишь две фразы: сначала — что уже поздно, и неплохо бы поспать, а потом — что неплохо бы перед этим еще съесть цыпленка. До 23-летнего парня еще не дошло, что он уже второй человек в стране после президента. Потом Джекобе пошел в раздевалку к Брэддоку. Тот был ужасен. В ответ на три вопроса журналистов он трижды покачал головой и промычал что-то нечленораздельное. На следующий день Джекобс с большим удивлением прочитал в газетах подробные интервью с чемпионом и экс-чемпионом.

Может быть, Джо Луис и не сразу понял, кто он такой теперь, но, когда понял, тут же попросил всех своих друзей, знакомых, а также журналистов не называть его чемпионом до тех пор, пока он не разберется со Шмелингом. Друзья и знакомые послушались, а журналисты, разумеется, нет.

Однако до второго боя с Максом Джо успел трижды защитить свой титул. Самым примечательным был его первый соперник — британец, а точнее, валлиец Томми Фарр, который, как и все уроженцы Уэльса, очень не любил, когда его называли англичанином.

Фарр провел прекрасный бой и сделал максимум возможного. Встречу в целом он, конечно, проиграл, но не­сколько раундов выиграл. Луис обрушил на челюсть и корпус Томми всю свою артиллерию, но тот ни разу не упал. У Фарра, как боксера, было множество достоинств, но один существенный недостаток — очень слабый для тяжеловеса удар. Если бы не это, то еще неизвестно, как сложился его бой с Луисом.

С Луиса Фарр начал свои «гастроли» в США Он провел еще четыре боя: с экс-чемпионами мира Максом Бэром и Джеймсом Брэддоком, а также с очень сильными тяжеловесами Лу Нова и Редом Берманом. По мнению практиче­ски всех экспертов и зрителей, Фарр выиграл все эти бои. Тем не менее судьи ни разу так и не решились дать ему по­беду. За это безобразие стыдно стало даже американской спортивной прессе, которая начала всячески превозносить Фарра. Репортеры прозвали его Томми Львиное Сердце по аналогии с известным королем-рыцарем Ричардом, но все это никак не могло компенсировать несправедливость, совершенную по отношению к нему.

Ровно через год после боя с Брэддоком, 22 июня 1938 года, Джо наконец-то встретился со Шмелингом снова. Когда Макс в начале весны приехал в Штаты, он был потрясен тем, как изменилось отношение к нему. Только что про­шел аншлюс Австрии, и весь мир гадал, что Гитлер будет делать дальше. В Америку уже приехало много беженцев из

Германии, и то, что они рассказывали, потрясло американскую общественность до основания. В результате Шмелинга объявили нацистом. Макс как мог объяснял, что он не нацист и не антисемит, и в подтверждение этого указывал на своего менеджера и друга Джо Джекобса, еврея. Джекобс, который относился к Шмелингу как к близкому родствен­нику, тоже, надрывая глотку, рассказывал всем, какой Макс замечательный человек, но в результате только нажил себе множество врагов.

Вся страна с надеждой смотрела на Джо Луиса. Ему не оставили права на поражение. Он должен был от лица демократии победить тоталитаризм. Ситуация парадоксально напоминала ту, что сложилась перед боем Джек Джонсон — Джим Джеффрис. Но если тогда Америка требовала от Джеффриса победы над негром, которого вос­принимала почти как князя тьмы, то теперь она требовала от негра победы над белым, воплотившим для большинства американцев все зло мира. В какой-то момент даже Джо, все понимавший и знавший, стал воспринимать Шмелинга как и все остальные. Удивительно несправедлива бывает судьба.

Макс был очень подавлен этой атмосферой ненависти и с нетерпением ждал боя, а Джо тем временем трениро­вался. Мудрый Блэкберн понял, в чем состояла ошибка его подопечного еще в самом начале первого боя Луиса со Шмелингом, и весь этот год он старательно работал над его не вполне идеальным джебом. Может быть, Джо и не умел перестраиваться во время боя, но слушать тренеров он умел, как и выполнять все их требования. Очень скоро его левая рука Луиса перестала зависать и опускаться после джеба. Была ликвидирована единственная дыра в защите, которая давала Шмелингу шанс на победу.

К бою Луис подошел в состоянии близком к тому, в котором летчик идет на таран. Вспоминая это через мно­го лет, он сказал: «Жизнь всей страны в тот момент зависела от меня». И он был, к сожалению, прав. Большинство американцев ненавидело нацистов, но достаточно пассивно: слишком уж далека была от них Европа со всеми ее про­блемами, но были и активные и достаточно многочисленные американские нацисты, в основном немецкого происхо­ждения, которые в случае победы Шмелинга пусть на какое-то время, но обязательно подняли бы головы. Так что Джо действительно не имел права на поражение.

Когда противники наконец вышли на ринг, Луис несколько секунд смотрел на Шмелинга, а затем нанес два ле­вых джеба, тут же подкрепленных двумя мощными ударами левой снизу-сбоку по челюсти. Макс явно почувствовал их силу. Потом Луис провел мощную серию из множества ударов. Где-то в середине этой серии Шмелингу удалось про­вести правый кросс, но он был ослаблен атакой Джо, и его удар не возымел никакого действия. Джо снова атаковал. В один момент его джеб чуть завис, и Шмелинг тут же попытался провести тот прием, который принес ему успех в пер­вом бою, но Луис ждал этого и отскочил. Он стал медленно надвигаться на Шмелинга, и тот шаг за шагом отступал к канатам. Поняв, что попал в ловушку, Макс попытался контратаковать, но напоролся на левый хук Луиса. Ему, правда, удалось на какое-то время связать руки Джо, но тот освободился и нанес два джеба и правый кросс. Макс частично заблокировал, частично самортизировал эти удары, но снова оказался у канатов. Здесь после небольшой возни Луис взорвался серией, которая закончилась страшным правым кроссом, чуть не вытряхнувшим беднягу Шмелинга из его бо­тинок. Чтобы не упасть, он схватился правой рукой за канаты, оставшись абсолютно беззащитным, и Джо навис над ним, нанося один удар за другим. Гордость не позволяла Шмелингу отпустить канаты, сесть на пол и дать себе десять секунд на отдых, а Луис бил и бил. В какой-то момент Макс стал инстинктивно поворачиваться к своему сопернику спиной, тогда Джо стал бить его по затылку и шее. Тогдашние американские правила, в отличие от европейских, не запрещали этого. Наконец колени Шмелинга подогнулись, но он все же устоял на ногах. Здесь рефери вмешался, отогнал Луиса, вроде бы решил отсчитать нокдаун, а потом неожиданно плюнул на это и приказал продолжить бой. Арбитр явно не собирался помогать «нацисту».

Шмелинг как будто боялся отпустить канат, но, повинуясь команде рефери, все-таки сделал шаг навстречу Луису, точнее, двум его ударам, левому и правому хукам, в последний из которых Джо вложил всю свою силу. Макс упал лицом вперед, перевернулся и... встал. На свою беду. По тогдашним правилам, если боксер быстро вставал, ему не отсчитывали десять секунд, а практически тут же продолжали бой. Луис, не теряя времени, провел очередную серию, и Шмелинг, согнувшись пополам, ткнулся в пол руками. Он и на этот раз тут же встал, и рефери снова дал команду про­должить бой. Луис нанес еще несколько ударов, последним из которых был акцентированный короткий правый кросс. Шмелинг упал на колени и не смог встать. В этот момент кто-то из его секундантов выбросил полотенце, но рефери лишь отбросил его. Нет, он совершенно точно не собирался сегодня помогать нацистам. Тогда секундант выскочил на ринг, но рефери дал ему команду уйти. Правда, через секунду он решил сменить гнев на милость, подошел к Шме-лингу и стал помогать ему встать вместе с наконец-то прорвавшимися к нему на помощь секундантами. Это был ко­нец.

«Вот теперь я чувствую себя чемпионом», — сказал Луис, едва сойдя с ринга.

После неполных трех минут боя Шмелинг представлял собой страшное зрелище. Его немедленно повезли в больницу. Машина ехала через Гарлем, который весь высыпал на улицу, играл на всех музыкальных инструментах сразу и пел, отмечая победу своего любимца. Макс, лежавший в машине в полубессознательном состоянии, все-таки услышал многократно повторенное самыми разными голосами имя «Джо Луис».

В больнице среди прочих травм у него обнаружили две микротрещины в одном из позвонков шейно-грудного от­дела: сказались те самые удары, нанесенные Луисом, когда Шмелинг держался за канаты, не давая себе упасть. Не­мецкий посол пытался заставить Макса опротестовать результат матча на том основании, что Луис нанес ему за­прещенный удар, но Шмелинг отказался наотрез, заявив, что Джо дрался по американским правилам, которые до­пускают такие удары, и он сам отлично это знал, а значит, никакого нарушения не было.

По приезде в Германию Макс обнаружил, что для нацистских властей он больше не существует. Этому обстоя­тельству он был только рад. Геббельс, правда, попытался выступить с утверждением, что у Луиса что-то было в пер­чатках, но при отсутствии какой бы то ни было поддержки этой идеи со стороны Шмелинга она долго не прожила.

Через много лет Макс сказал: «В моем поражении была и положительная сторона. Победа над Луисом навсе­гда сделала бы меня «арийской эмблемой» Третьего рейха».

Неполный раунд на ринге со Шмелингом и бремя ответственности, связанное с этим боем, так измотали Джо морально и физически, что он позволил себе длительный отдых и в следующий раз вышел на ринг только через семь месяцев, но потом поставил защиту своего титула на поток. Он стал первым по-настоящему активным чемпио­ном мира. В 1939 году защитил свой титул четыре раза, в 1940-м — также четыре, а в 1941-м — семь. При этом, в отли­чие от другого активного чемпиона Томми Бернса, он дрался не с мешками для битья, а с самыми сильными тяжело­весами своего времени, и не его вина, что среди них никто не мог с ним по-настоящему тягаться.

Тони Галенто, казалось, удалось дать бой Луису. Это был один из самых колоритных персонажей той эпохи. Бакалейщик, неожиданно открывший в себе боксерский талант, до Луиса рвал на ринге всех в клочья. Его рост сильно не­доставал до 170, а вес сильно переваливал за 100. За сложение его прозвали Двухтонным Тони, а за манеру ведения боя — Бешеным Бульдозером. Во втором раунде Джо послал его в нокдаун, но в третьем Галенто отплатил ему той же мо­нетой. Его сумбурные атаки были временами опасны по причине их полной непредсказуемости. В четвертом раунде рефери вмешался, видя, что на ногах Галенто держат только канаты, и действительно, едва Луис отошел, все две тон­ны Тони упали на пол. Видя состояние Галенто, рефери принял решение остановить бой.

Упрямый и агрессивный, как бык, аргентинец Артуро Го-дой сумел продержаться 15 раундов, но это было все, чего он добился. Однако бой получился настолько захватывающим, что решили организовать матч-реванш. На этот раз рефери остановил встречу в восьмом раунде, после того как Луис вдоволь повалял аргентинца по полу. Едва встав на ноги, Артуро обежал рефери и попытался снова броситься на Луиса, но у него на руках повисли его же се­кунданты, которые, вполне возможно, и спасли его от нокаута.

Неожиданно трудным соперником оказался Бадди Бэр, младший брат Макса, чьим жалким подобием его считали. Однако для Джо, по крайней мере поначалу, он оказался куда более трудным соперником, чем Макс. В пер­вом раунде Бадди послал его в глубокий нокдаун и даже выбил между канатами ринга. Но Луис встал и вскоре стал гонять Бэра из угла в угол. В шестом раунде Бадди трижды побывал на полу, а за отказ выйти на седьмой рефери дис­квалифицировал его. Позже был и матч-реванш, и на этот раз Джо нокаутировал Бадди уже в первом раунде.

Но главным событием предвоенного бокса стали не все эти бои, а встреча Джо с чемпионом мира в полутяже­лом весе Билли Конном. В этом бою было все — интрига, переходы инициативы из рук в руки и неожиданный финал.

Билли Конн вообще достоин отдельного рассказа. Он родился в 1917 году. На профессиональном ринге на­чал выступать, когда ему еще не было 17, и поначалу чуть не стал жертвой плохого менеджмента — его, еще совсем зе­леного мальчишку, подставляли под очень сильных бойцов. В результате первый бой Конна закончился поражением, и к концу 1935 года, то есть через полтора года с начала карьеры, его послужной список включал 12 побед, 6 поражений и 1 ничью. Неплохо для середняка, но для такого таланта, каким был Билли Конн, скром-новато. Однако он быстро учился. Рос уровень его соперников, но росли и его результаты. За 1937—1938 годы Конн одержал 12 побед и потерпел всего три поражения, каждое из которых было весьма сомнительным. В 1939 году Билли завоевал чемпионский титул в полутяже­лом весе. Очень скоро стало ясно, что никто в этой категории не сможет в ближайшее время оказать достойное сопро­тивление заматеревшему Конну, и в конце 1940 года он принял решние перейти в тяжелый вес.

Решение, надо сказать, было смелое. Конн недотягивал даже до лимита полутяжелого веса (79,4 кг). Кроме того, в его арсенале не было нокаутирующего удара. Его стиль основывался на фантастической технике и каком-то за­предельном чувстве соперника, которого Билли читал как открытую книгу.

Где-то в это время на сцену вышел Майк Джекобс, промоутер Джо Луиса. Говорят, он всю жизнь мечтал иметь сына, но судьба обошла этого талантливейшего дельца. С Луисом Джекобса связывали взаимная симпатия и уважение, а вот к Конну он стал относиться именно как к сыну. В общем, при таком раскладе Билли мог быть уверен, что бой с Луисом у него в кармане. Он его и получил.

Бой состоялся 18 июня 1941 года. Накануне на взвешивании выяснилось, что Конн весит всего 75,8 кг. Это было так несолидно, что в официальных документах ему накинули около 3 кг. Луис весил около 90, тоже меньше, чем обычно. Присутствующие слегка недоуменно смотрели на Конна, который был, кстати, красив, как голливудская звезда, и думали о том, что завтра оставит от этого лица Луис. Билли выглядел рядом с ним именно тем, кем был, — представителем другой весовой категории.

Однако «недовес» Луиса таил большую опасность, чем даже малый вес Конна. Билли весил столько, сколько всегда, и чувствовал себя оптимально, а вот Джо — нет. Дело в том, что в подготовке он допустил большую ошибку — очень быстро сбросил вес. Луис справедливо полагал, что для победы над Конном нужна скорость, а следовательно, меньший вес. Но радикальная сгонка веса очень ослабляет. Удивительно, но эту ошибку допускали даже такие выдаю­щиеся боксеры, как Джо Луис и МохаммедАли.

Начало боя не предвещало для Луиса никаких проблем. В первом раунде Конн оказался на полу. Это не был настоящий нокдаун — у него просто сдали нервы. Однако он сумел быстро взять себя в руки. Уже во втором раунде Бил­ли дрался с противником тяжелее себя на 14 кг на равных. Его левый джеб постоянно терзал Луиса, сбивал его с цели и не давал нанести мощный акцентированный удар. Кроме того, Конн все чаще и активнее подключал и правую руку. Небольшое преимущество он имел и в третьем, и в четвертом раундах.

Однако в пятом раунде Луис перехватил инициативу. Он также выиграл и следующие два раунда, нанося главным образом левые хуки в голову и правые кроссы по корпусу и в лицо. Конн быстро нашел противоядие и от этой тактики Луиса. Используя свое преимущество в скорости, он стал постоянно на­носить на отходе левый джеб. Джо не доставал своего быстрого соперника, удары его летели мимо, а силы от этого таяли еще быстрее.

В десятом раунде Конн уже полностью контролировал бой. В одиннадцатом и двенадцатом раундах Билли пе­решел в решительную атаку. На голову Луиса обрушилось его же оружие: левые хуки и мощные удары справа. Если бы Конн обладал таким ударом, как его соперник, вполне возможно, что дело бы закончилось нокаутом уже тогда.

Гонг возвестил о начале тринадцатого раунда. Чувствуя близкую победу, Конн дал эмоциям захватить себя и допустил роковую ошибку. Он позволил себе забыть, кто такой Джо Луис и какой у него удар. Желая как можно быстрее и эффектнее закончить бой, забыв о разнице в весе, Конн пошел в шквальную атаку, явно не опасаясь нарваться на встречный удар. Видимо, ему казалось, что после «порки» в двух предыдущих раундах Луис уже не сможет сильно ударить. А скорее, он ни о чем не думал. Просто запах близкой победы над величайшим боксером современности и все, что с этим было связано, дурманили голову. Конн перестал избегать обмена ударами, в котором у него заведомо не было никаких шансов. Поначалу он имел даже некоторый успех, но Луис обрушил на него всю свою артиллерию. Пропустив несколько увесистых ударов, Конн потерял преимущество в скорости. Где-то между делом он пропустил правый апперкот, от которого у него чуть не отскочила голова. Луису оставалось только дожать противника, что он и сделал. Серия следовала за серией, Конн отвечал все реже и реже, пока наконец не перестал отвечать совсем. Последо­вала длинная серия, закончившаяся знаменитым коротким правым боковым Луиса, который прозвали «молот». Удар пришелся точно в челюсть. Конн рухнул на пол. На этот момент он вел по очкам на всех трех судейских записках. Билли мог даже проиграть оставшиеся раунды, но без нокдаунов, и все равно бы победил. И он, и зрители прекрасно понимали, что он мог это сделать. Мог, но не сделал. Поэтому все эти рассуждения не имели смысла. А имело смысл только то, что Джо Луис нокаутировал Билли Кон-на в тринадцатом раунде и защитил свой титул в восемнадцатый раз.

После этого боя Луис и Конн подружились и часто появлялись вместе. Однажды много лет спустя, чтобы сде­лать им приятное, организаторы встречи с боксерами предложили им посмотреть их памятный матч. Джо тут же со­гласился, а у Билли мгновенно стал такой вид, словно у него заболел зуб. «Джо, посмотри это кино, — сказал он, — и если там переделали финал, скажи мне. Тогда я тоже посмотрю». После этого он пошел в бар. Меньше чем через час туда прибежал Луис с сияющими глазами и закричал: «Билли, ты не представляешь себе — я опять выиграл!»

После таких боев обязательно проводят матч-реванш, так как он неизменно дает фантастические сборы. На­чались переговоры. Луис тем временем успел еще трижды защитить свой титул. Наконец повторный матч Луис — Конн был назначен на 12 октября 1942 года. Но бой состоялся не тогда, а почти через четыре года. Шла война, и оба уча­стника той эпохальной встречи были призваны в армию.

По крайней мере два своих гонорара за бои Луис пожертвовал на военные нужды. Вся выручка от боя с Бадди Бэром пошла в фонд помощи ВМС, а заработок за последний «предвоенный» бой с Эйбом Саймоном, состоявшийся 27 марта 1942 года, — в фонд помощи армии. Луис и Конн собирались полностью отдать армии свои гонорары за матч-реванш, но здесь произошел скандал. Выяснилось, что оба боксера, пользуясь хорошими отношениями, задол­жали Майку Джекобсу, и он хотел удержать сумму долга из их гонораров. Луис также остался должен Роксборо, и тот тоже не думал жертвовать эту сумму в фонд армии. Менеджеров, мягко говоря, не поняли. Какие долги, когда родина в опасности? И бой между сержантом Бэрроу (Луисом) и капралом Конном не состоялся. А 16 октября 1942 года Нацио­нальная боксерская ассоциация заморозила все чемпионские титулы боксеров, находившихся на службе в армии.

Непобедимый Джо стал символом для сражающейся Америки, и прежде всего для самих солдат. Каждый хо­тел перед лицом опасности быть таким, как Джо Луис, чья смелость никогда не нуждалась в истеричном надрыве. В его ледяном спокойствии была та надежность, которой больше всего не хватало людям, которым пришлось жить в очень ненадежное время, и лучше всего это выразил президент Рузвельт во время той встречи, о которой уже шла речь. Отдел пропаганды американской армии использовал Джо на полную катушку. Было выпущено огромное количе­ство киножурналов для военных с участием Луиса, не говоря уже о том, что сам он постоянно разъезжал по фронтам в составе концертной бригады, где проводил демонстрационные бои и выступал с речами, простыми и доходчивыми, в которых говорилось именно то, что люди, не знавшие, будут ли они живы завтра, хотели услышать. После войны многие ветераны вспоминали, что, когда Луис произносил свою знаменитую фразу: «Мы победим, потому что мы на стороне Бога» (ставшую такой же крылатой, как в СССР слова безвестного сталинского речеписца: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами»), солдаты действительно начинали ощущать себя Христовым воинством, которое шло на бой с силами зла. Именно так: не «с нами Бог», то есть не Бог на нашей стороне, а проще и величественнее — мы на стороне Бога, тем более что первый вариант был в ходе истории множество раз дискредитирован самыми раз­ными фанатиками и циниками, искренне и не очень убежденными в том, что они выполняют Божью волю. В таких делах, как человеческая психика, в-отличие от арифметики, сумма от перемены мест слагаемых резко меняется. Луис поменял их местами, как надо.

В одной из самых первых послевоенных речей президента Трумэна имя Джо Луиса было упомянуто среди тех, кто внес наибольший вклад в дело победы. Нельзя сказать, что правительство отплатило Джо черной неблаго­дарностью. Он недоплатил налогов на сумму около миллиона долларов. Специальным указом президента ему их про­стили. Таким образом, новый, 1946 год Джо встретил без долгов, но и без гроша в кармане, хотя у него и была кое-какая собственность. Куда девались его деньги, меньше всего знал он сам. Правда, он как-то довольно язвительно заметил, что хотя от его гонораров ему доставалась половина, но все издержки всегда оплачивались именно из его половины.

Очень легко все списать на менеджеров, но это было бы не совсем верно. Безусловно, они наживались на Джо, но, с другой стороны, они же добивались для него и самых больших гонораров. Кроме того, многие боксеры, заработав­шие куда меньше Луиса, отнюдь не бедствовали. Джо просто не умел обращаться с деньгами. Они сами утекали у него из рук и, в частности, оседали в карманах самых различных прихлебателей. Джо был щедр, как самый настоящий чемпион или, точнее, как самый настоящий король.

Наступило время возвращаться на ринг. Долгожданный матч-реванш с Конном, состоявшийся 19 июня 1946 года в Нью-Йорке, был его первым боем после четырехлетнего перерыва.

И тут оказалось, что его не так уж и ждали. Публики было не так много, как всегда. Отчасти потому, что Дже­кобе, рассчитывавший на ажиотаж, непомерно задрал цены на билеты. Но главное — за пять лет, прошедших с перво­го боя с Конном, произошло слишком много событий, заставивших людей забыть о том, что когда-то их так волновало.

Через много лет, вспоминая былое, Джо любил повторять, что Луис до войны и Луис после нее — разные бок­серы. И это было действительно так. Незадолго до второго боя с Конном доктор Беннетт, следивший за здоровьем Луиса все эти годы, играл с ним в настольный теннис и обратил внимание, что у того неладно с реакцией. Джо от­лично брал мячи с одной стороны, но словно не видел их, когда они шли с другой. Тут же в команде Луиса состоялось совещание. Это был очень тревожный симптом. Джо неодинаково реагировал на раздражители с разных сторон. Но до встречи с Конном ему решили ничего не говорить, тем более что пока это проявлялось лишь время от времени и как-то поддавалось коррекции.

Если у Луиса ухудшилась реакция, то у Конна время забрало гораздо больше. Он прибавил восемь килограм­мов. Но это не пошло ему на пользу. Он потерял свое главное преимущество — скорость — как в ударах, так и в пере­движениях по рингу. Перерыв, вызванный войной, обернулся бедой для Луиса и катастрофой для Конна.

Семь раундов прошли на редкость скучно. Публика свистела и топала ногами. В восьмом раунде у Джо прошла одна серия: два правых, левый хук и правый кросс, после чего Конн оказался на полу. Нокаут. Но эта победа не прибавила Луису славы.

В следующем бою с малоизвестным и абсолютно заурядным Тами Мауриелло от больших неприятностей Луиса, возможно, спас рефери. Джо пропустил сильный удар, но арбитр не дал Мауриелло закончить серию, а, усмотрев ка­кое-то нарушение, встал между противниками. Джо пришел в себя и нокаутировал противника в том же раунде. Это уже было серьезное предупреждение.

То, что не удалось Конну и Мауриелло, удалось 5 декабря 1947 года прекрасному тяжеловесу Джерси Джо Уолкотту. Перед боем Луис повторил старую ошибку — слишком быстро сбросил вес и ослабил себя. Уолкотт доми­нировал все 15 раундов, дважды — в первом и четвертом — посылал Луиса в нокдаун и уверенно бы выиграл бой по оч­кам, если бы не двое боковых судей. Третьим судьей, выставлявшим очки, был рефери (иногда это практикуется по сей день). В тот день роль судьи на ринге исполнял Руби Годдстин, близкий друг Джо, который славился как самый объек­тивный судья в профессиональном боксе. Характерно, что Уолкотту и в голову не пришло протестовать против того, что роль рефери будет выполнять друг Луиса, — настолько он был уверен в его честности. Джерси Джо не ошибся — Годдстин отдал победу ему, за что, кстати, Луис никогда не держал на него обиду.

Но победителем был все равно объявлен Луис, и ему впервые пришлось уйти с ринга под рев, свист и улюлю­канье зала. Луис тяжело переживал свою «победу». Он собирался покинуть ринг, но только после повторного боя с Уолкотгом. Он состоялся 26 июня 1948 года и прошел достаточно ровно и скучно. В восьмом раунде Луису удалось ов­ладеть инициативой, а в одиннадцатом после серии ударов Уолкотт оказался в нокауте. Точку в этом бою, как и во мно­гих других, поставил короткий правый боковой в челюсть.

За три послевоенных года Луис провел всего четыре встречи, одну из которых, строго говоря, проиграл, а ос­тальные три выиграл без особого блеска. Пора было уходить.

Он и ушел, официально объявив об этом 1 марта 1949 года. Однако, к сожалению, он вынужден был через полто­ра года вернуться на ринг только для того, чтобы проиграть новому чемпиону. Назад его вернуло не тщеславие, а ну­жда. Он так и не научился обращаться с деньгами, и после 12 лет чемпионства оказался фактически банкротом. Ни­чего удивительного. Джо всегда раздавал свои деньги направо и налево всем нуждающимся и тем, кто умело делал вид, что нуждался. О его щедрости ходили легенды, и все они соответствовали действительности. В кои-то веки молва не могла преувеличить добро, которое делал один человек. Друзья втягивали Луиса в самые разные финансовые авантю­ры, теряли деньги и исчезали из его жизни навсегда.

После своего поражения Луис одержал восемь далеко не блестящих побед и проиграл снова, на этот раз чем­пиону будущему. Проиграл так, что оставалось только уйти окончательно. И он вновь ушел, но в 1956 году стал высту­пать как профессиональный борец. Больших денег на ковре он не заработал.

Уже в 70-е годы, когда гонорары боксеров сильно выросли,

обедневшего Луиса спросили, как он думает, каким было бы его благосостояние, если он выступал теперь. Старый Джо, к тому времени побывавший уже и в психиатрической лечебнице (сказалась тяжелая наследственность), улыбнулся и сказал: «Я заработал на ринге пять миллионов, разорился и остался должен миллион. Если бы я высту­пал сейчас, я бы заработал 10 миллионов, разорился и остался бы должен два миллиона».

Однако страна его не совсем забыла. Он не бедствовал. Работал в одном из лучших отелей в Лас-Вегасе «ди­ректором по приему особо важных персон», проще говоря, свадебным генералом. Другим таким же генералом в том же отеле работал великий пловец и известный когда-то киноактер, лучший исполнитель роли Тарзана Джонни Вайсмюл-лер.

Все последние годы Луису много помогал Макс Шмелинг, с которым они часто встречались, и многие другие люди, в том числе Фрэнк Синатра, который оплатил две его операции на сердце. Если Луис и был беден в последние годы, он не был ни одинок, ни забыт, ни заброшен. Есть люди, которых забыть невозможно.

Джо умер 12 апреля 1981 года в неполные 67 лет. Его похоронили как ветерана войны на Арлингтонском мемо­риальном кладбище. Он это заслужил.